Эрнест Хемингуэй. Смерть после полудня. Глава третья

В современном церемониальном бое быков, или corrida de toros, обычно участвуют шесть быков, которых убивают три человека. На каждого по два быка. По закону, быкам должно быть от четырех до пяти лет, физические недостатки не допускаются, средства вооружения — рога — острые. Животных перед боем осматривает муниципальный ветеринар. Ему предписано отбраковывать слишком молодых или недостаточно «вооруженных» бычков, да и вообще всех тех, у кого что-то не так со зрением или рогами, заметны болезненные симптомы или телесные недостатки, например, хромота.

Люди, которые их убивают, именуются матадорами, а какие именно быки им достаются, решает жребий. Па каждого матадора работает команда-квадрилья из пяти-шести человек, исполняющих его приказы; их труд он оплачивает из собственного кармана. Трое из этих людей, которые ассистируют ему пешими, подают плащи и по его отмашке втыкают бандерильи (трехфутовые дротики с гарпунным наконечником), которые называются пеонами или бандерильеро. Остальные двое, которые работают на арене верхом, называются пикадорами.

В самой Испании слово тореадор не в ходу. Это устаревший термин, и относился он к тем аристократам, которые до появления профессиональной корриды убивали быков из спортивного интереса, к тому же верхом. Любой, кто участвует в бое быков за деньги, будь то матадор, бандерильеро или пикадор, именуется тореро. Тот, кто убивает быка копьем, сидя в седле чистокровной и специально обученной лошади, называется рехонеадор или кабальеро de maca. На испанском бой быков называется коррида де торос, дословно, «бег быков». Арена именуется пласа де торос.

Утром в день боя представители каждого матадора, как правило, их старшие или облеченные наибольшим доверием бандерильеро, встречаются на скотном дворе арены, где уже расквартированы быки, предназначенные для вечернего зрелища. Они осматривают животных, сопоставляют их размеры, вес, высоту в холке, длину, ширину захвата и остроту рогов, а также состояние шкуры. Последний из перечисленных показателей вполне надежно позволяет оценить общее физическое состояние и, в какой-то степени, боевитость. Признаков, дающих возможность точно определить боевитость, не существует, в то время как симптомов возможной трусости имеется немало. Доверенные бандерильеро расспрашивают скаткка-вакьеро, который сопровождал животных во время их доставки с фермы (и который, пока они находятся в его ведении, называется майораль), о качествах и норове каждого быка. По итогам обсуждения животные делятся на три лота по два быка; при этом в каждом лоте желательно иметь по одному хорошему и одному плохому быку — хорошему и плохому с точки зрения тореро. Хороший бык не слишком велик, не слишком силен, не слишком рогат, не слишком рослый в холке; самое главное, чтобы у него было хорошее зрение, хороший отклик на цвет и движение, он должен быть боевитым и атаковать в лоб. Плохой бык, опять-таки с точки зрения тореро, слишком большой, слишком старый, слишком мощный, со слишком широко расставленными рогами; плохим быком прежде всего считается такой, кто не реагирует на цвет или движение, кому недостает отваги, или его свирепость быстро угасает, так что тореро не может сказать, как и когда тот бросится в атаку. Представители — по большей части коротышки в кепках, еще небритые с утра, со всевозможными акцентами, но с одинаково жестким взглядом — спорят и совещаются. У номера двадцать рога шире, чем у сорок второго, зато сорок агорой весит на две арробы (полсотни фунтов) больше шестнадцатого. Сорок шестой ростом с кафедральный собор; если его окликнуть, он вскидывает морду от кормушки, а у восемнадцатого шкура в крапинку, и он может оказаться робким как вол. Когда, после долгих пререканий, лоты определены и номера быков, проставленные у них на пашине, записаны на трех бумажках для самокруток, бумажки скатывают и бросают в кепку. Крапчатого труса поставили в пару с черным быком среднего веса, обладателем лоснящейся шкуры и не слишком длинных рогов. Ходячий кафедральный собор оказался в компании с номером шестнадцать, который хоть и невелик (его едва пропустил ветеринар) и не обладает яркими характеристиками, воплощает собой идеал полубыка, то есть животного, которое выглядит как бык-мечта, но без его развитой мускулатуры и знаний, как пользоваться рогами. Широченные и острые, как шило, рога двадцатого скомпенсированы скромностью габаритов сорок второго, которому своей миниатюрностью уступает лишь номер шестнадцать. Мужчина, кому доверена кепка, трясет ее, каждый представитель запускает туда смуглую руку и вытягивает плотно скрученную папиросную бумажку. Листочки разворачивают, зачитывают вслух, порой бросают последний взгляд на вытянутую парочку и, отправившись в гостиницу, сообщают матадору, кого именно тот должен убить.

В каком порядке сражаться с быками, решать матадору. Он может взять худшего на затравку, надеясь при этом реабилитироваться за счет второго быка, если поначалу дела пойдут неважно. Или, выступая последним по счету, он может поставить лучшего быка в начало, поскольку знает, что когда к шестому животному наступят сумерки и зрителей потянет разойтись, ему простят быстрое, незатейливое убийство, если бык окажется трудным.

Матадоры убивают своих быков в порядке старшинства, которое определяется по дате посвящения в матадоры де торос на мадридской Пласа. Раньше, если матадор получал настолько серьезную рану, что не мог вернуться к бою, его быки переходили к самому старшему из остальных матадоров; сейчас их делят между обоими оставшимися.

Обычно бой быков назначают на пять или половину шестого вечера. В тридцать минут пополудни происходит апартадо. Это разводка отобранных быков по индивидуальным загонам-чикеро, где они дожидаются своего выхода на арену в уже установленном порядке. Вопреки утверждениям кое-каких путеводителей по Испании, быков вовсе не лишают корма и воды, да и не заставляют несколько дней кряду томиться в темноте. В сумраке чикеро животные содержатся не более четырех часов. После вывода со скотного двора их не кормят лишь потому, что и боксеру перед схваткой не дают утяжелять себя пищей, а что касается тесноватых и полутемных загонов, то это делается для упрощения их вывода на арену, и, кроме того, чтобы они в такой обстановке отдохнули и успокоились.

Обычно на апартадо присутствуют сами матадоры, их друзья и представители, администрация арены, сотрудники органов власти и незначительное число обычных зрителей. Чаще всего матадор именно в ходе апартадо знакомится с быками, которых ему предстоит убить через несколько часов. В большинстве случаев численность зрителей удерживается ценой пригласительных билетов, но пять песет. Причина в том, что администрация не хочет, чтобы зрители «заводили» быков своими выкриками, не то те возьмутся разносить двери, загородки, а то и вовсе бросаться друг на друга. Подобные беспорядки на скотном дворе могут закончиться сломанными рогами или даже увечьями, так что администрации придется менять быков за собственный счет, а это обходится в пару сотен долларов за животное. Многие ценители и зеваки убеждены, что способны разговаривать с быками ничуть не хуже, а то и лучше тореро-профессионалов. Стоя в безопасности за высокой загородкой или стеной скотного двора, они пытаются привлечь к себе внимание, подражая гортанным «гху! гху! гху!», которыми пользуются пастухи и тореро. Если бык в загоне вскидывает громадную голову, увенчанную мощными заостренными рогами, если мышцы загривка и лопаток, спокойно лежавшие тяжелыми пластами, вдруг начинают ходить волнами под черным, заволошенным глянцем шкуры, если ноздри раздуваются и он принимается дергать головой, поводя рогами и отыскивая глазами источник звука, то любитель бычьего говора считает, что добился удачи. А вот когда бык ринется в атаку по направлению к этому зрителю, вопьется рогами в доску, то здесь и вовсе триумф. Чтобы ограничить успехи и не допустить триумфов, администрация распродает билеты по пять песет, исходя из теории, что любому, кто способен заплатить пятерку, чтобы увидеть, как сортируют быков, чувство личного достоинства не позволит окликать животных до начала боя.

Гарантировать такой результат невозможно, и в ряде мест, где корриды устраивают не чаще раза в год, зрители готовы выложить пятерку за апартадо, лишь бы поупражняться в говорении на бычьем языке. Но пять монет снижают интенсивность, в общем-то, трезвой речи. На пьянчужек быки обращают мало внимания. Уж сколько раз я был свидетелем пьяных выкриков, но никогда не видел, чтобы бык на это отреагировал. Пятипесетная атмосфера достоинства в таких городах, как Памплона, где на лошадиных ярмарках за эту же сумму можно дважды получить выпивку и целый обед, служит залогом благоговейной тишины на апартадо. Как в церкви. В Памплоне только очень богатые и гордые платят по пять песет, чтобы поглазеть на развод быков по загонам. Впрочем, в других местах обстановка может быть совсем иной. Никогда не видел, чтобы она совпала в разных городах. После сортировки быков все отправляются в кабачок.

Собственно бой происходит на песчаной арене за красной деревянной оградой высотой чуть более четырех футов. Эта ограда именуется баррера. За ней расположен узкий кольцевидный проход, который отделяет арену от первого ряда зрительских мест. Этот проход называется кальехон. В нем стоят ассистенты матадора с кувшинами, обтирочными губками, стопками мулет и шпагами в тяжелых кожаных чехлах; с ними соседствуют рабочие арены, разносчики пива и шипучки, продавцы замороженных фруктов, чьи сетчатые упаковки плавают в цинковых ведрах со льдом и водой; лотошники с присоленным миндалем, арахисом и выпечкой в плоских корзинках. Там же стоят свободные в данный момент тореро и дежурит полиция в штатском, готовая в любой момент перехватить любителей, вздумавших выскочить на арену. На несъемных, защищенных оградой сиденьях размещаются врачи, рядом плотники для срочного ремонта барреры, а также представители органов власти. На некоторых аренах фотографам разрешено перемещаться по кальехону; в других городах они обязаны делать снимки только с отведенных для прессы мест.

Зрительские места не прикрыты навесом, за исключением лож (палькос) и первой галереи (града). От галереи сиденья спускаются к арене амфитеатром из кольцеобразных рядов. Эти ряды пронумерованных сидений называются тендидос. Два ближайших к арене ряда именуются, соответственно, баррера и контрабаррера. Третий по счету ряд известен под названием делантерас де тендидо. Для целей нумерации весь амфитеатр поделен па секторы: тендидос 1, 2, 3 и так дальше вплоть до 11 и 12 в зависимости от размера арены.

Отправляясь на корриду впервые, лучше всего выпирать места согласно собственному темпераменту. Из ложи или первого ряда крытой галереи доступны далеко не все нюансы звуков, запахов и тех признаков, которые говорят об опасности, однако отсюда лучше виден бой в целом, то есть как спектакль; и если коррида удалась, велики шансы, что здесь ты получишь больше удовольствия. А вот если бой неудачный, другими словами, в нем нет артистизма, лучше бы оказаться поближе: уж коли не получится восторгаться зрелищем в целом, можно хотя бы познакомиться с его отдельными деталями, этими «отчего» да «почему». Ложи и галерея предназначены скорее для тех, кто не хочет расстраиваться от чрезмерной близости к кое-каким вещам; и для тех, кто хочет видеть бой быков как постановочный спектакль, ярмарочную инсценировку; а также для экспертов, которые умеют различать детали даже на приличном расстоянии, но при этом должны сидеть высоко, чтобы в любой момент иметь обзор любой точки и тем самым судить о бое в целом.

Места на баррере — идеальный выбор, если хочется видеть и слышать все, что творится, и быть к быку настолько близко, чтобы смотреть на него чуть ли не глазами тореро. Здесь действо до того рядом и в нем так много деталей, что всегда интересен даже такой бой, от которого потянет ко сну в ложах или на балконе. Именно с барреры можно увидеть и научиться по достоинству оценивать опасность. Мало того, здесь ничто не мешает зобе следить за ареной. Если не считать переднего ряда на галерее и в ложах, то, кроме барреры, между тобой и ареной не будет людей лишь в том случае, если ты оказался на местах, именуемых собрепуертас. Это сиденья, устроенные над входами в зрительские сектора. Они расположены примерно на половине высоты амфитеатра, отсюда открывается удачный вид на арену; билет стоит в два раза дешевле, чем на барреру или в первый ряд галерей или лож, хотя места отменные.

Западные стены отбрасывают тень, и те трибуны, которые находятся в этой тени на момент начала боя, именуются сомбра. Трибуны, которые на начало боя были на солнце, но потом окажутся в тени, называются солисомбра. Стоимость места определяется его расположением и наличием тени. Дешевле всего билеты на самые верхние места крытых трибун на вечном солнцепеке. Они известны под именем анданидас дель соль, и в солнечный день там царит что-то невообразимое, особенно в таких ,городах, как Валенсия, где температура может достигать 104 градусов по Фаренгейту [40 °С.] в тени; с другой стороны, места на солнечной половине (соль) неплохи в пасмурную или промозглую погоду.

Если идешь на корриду впервые, да к тому же в одиночку, когда не у кого спросить совета, садиться лучше в передний ряд галереи (делантера де града) или собрепуертас. Если туда не удается попасть, всегда есть билеты в ложу. Это наиболее дорогие места, расположены дальше всего от арены, зато с них открывается отличная панорама боя. Если идешь в компании знатока и хочешь чему-то научиться, особо не волнуясь при этом за чрезмерно натуралистичные детали, то идеально взять билет на барреру. Не получается? — тогда на контрабарреру; ну и третий наилучший выбор — это собрепуертас.

Для женщин такой совет: если тянет посмотреть корриду, но боязно, как это зрелище на вас скажется, при самом первом посещении не надо садиться ближе галереи. Возможно, бой понравится, когда видишь его как спектакль, в то время как на более близком расстоянии удовольствие может пропасть.

Если денег в достатке и хочется не то что посмотреть Пой, а просто побывать на нем и в любом случае — хоть понравилось, хоть не понравилось — уйти после первого быка, то сделайте доброе дело: купите билет на барреру, чтобы кто-то не столь богатый мог быстренько перескочить на ваше дорогущее место, когда вы отправитесь восвояси вместе со своими предубеждениями.

Некогда все так и происходило в Сан-Себастьяне. Из-за хитроумных схем перепродажи билетов, из-за того, что администрация в первую очередь делала ставку на любопытствующих богачей из Биаррица и с Баскского побережья, билеты на барреру стоили от сотни песет за место и выше. На такие деньги можно неделю жить и столоваться в мадридском пансионе, четыре раза сходить и Прадо, купить неплохие места на солнечной стороне на парочку коррид, посидеть после боя с вечерней газетой ш пивом и креветками в Пасахэ-де-Альварес близ улицы Виктории, да к тому же фланировать в начищенных штиблетах. И тем не менее, купив любое место в радиусе нырка от сан-себастьянской барреры, ты мог быть уверен, что плюхнешься на сиденье в сотню песет, когда граждане, считавшие своей моральной обязанностью покинуть арену после первого быка, поднимались на выход: упитанные, «черепокостяшные» и «опоросяченные», пляжно-загорелые, упакованные во фланелевые костюмы, прикрытые панамами, в ботинках на каучуковом ходу. Сколько раз я видел таких — уходящих, — в то время как их спутниц тянуло остаться. Да, они побывали на бое быков, но ведь после первого заклания назначена встреча в казино. Если человек не уходит и ему нравится, стало быть, с таким типом что-то не так. Уж не извращенец ли? Ну а с ними-то все в порядке. Они уходили всегда. Вернее, пока коррида не стала считаться благопристойной. В девятьсот тридцать первом я не заметил ни одного такого случая, и сейчас, похоже, славным денькам бесплатных мест на баррере в Сан-Себастьяне пришел конец.

...который вытворял вот такое...

...который ненавидел убийство...

...работавший на грани катастрофы...

Вскрытие корнады в медпункте мадридской арены.

Валенсия II «Чато», с корнадой в правом бедре.

Гибель Мануэля Гранеро на мадридской арене.

Тело Гранеро в больнице. Из всей толпы лишь двое думают о нем. Остальных прежде всего волнует, как они будут выглядеть на этом снимке.

Гибель Висенте Пастора в Бургосе. Бык до него добрался ровно в тот миг, когда шпага была уже всажена — из-за неожиданного порыва ветра, который отбросил мулету на человека.

После корнады. Варелито в больнице.

Бык, который живым покинул мадридскую арену в 1923-м, когда с ним не смог справиться ни Висенте Мартинес, ни, вслед за ним, и сам Чиквело.

Они пришли ему на смену. Маноло Бьенвенида, Доминго Ортега и Марсиаль Лаланда на пасео в Аранхуэсе. На момент этого снимка Ортега был еще малоизвестным новильеро и выполнял функции собресальентэ, то есть дублера, для остальных двоих.

Марсиаль Лаланда выполняет китэ де марипоса, или «бабочку», перемещаясь спиной вперед при плавной работе плащом. Прием требует отточенной техники и великолепного знания быков, в противном случае нечего и стараться.

Марсиаль Лаланда в камбио де родильяс встречает быка, только что вырвавшегося на арену из ториля.

Марсиаль Лаланда, самый техничный и универсальный из всех нынешних матадоров, наблюдает, как оседает бык после эстокады.

Вот как из-за собственной трусости убивает высокооплачиваемый Каганчо, хотя любители-наваррцы то же самое вытворяют забесплатно потехи ради.

Сидни Франклин в момент закалывания в день своего севильского дебюта; на нижнем снимке он же проводит веронику на кадисской арене.

Здесь Варелито сокращает дистанцию, перегибаясь через рог; голова быка опущена, левая рука тореро в положении «крест», направляя животное вслед за мулетой; шпага вонзена, и бык по инерции проскакивает мимо уже мертвый.

Ну а здесь Маноло Бьенвенида разрывает дистанцию, даже не успев ее сократить. Он закалывает быка на ходу, и близко не подставив свое тело под возможный удар рогом.

Так убивает Сурито: взгляните, как все тело человека открыто рогам; шпага входит пядь за пядью, передние ноги быка уже подгибаются.

А вот так убивает Луис Фрег: шпага вошла так, что рука прямо-таки уперлась в холку; направление взгляда быка контролируется взмахом ткани на черенке мулеты.

Убийство в исполнении Эль Эспартеро: бык аж взметнулся в воздух обеими передними ногами; обратите внимание, как тореро выполнил «крест» левой рукой.

Вот что бывает, когда бык вскидывает голову от мулеты в момент вонзания шпаги. Правый рог вздернул Варелито, угодив тому в шею. Никто не может быть уверен, что при сокращении дистанции бык вдруг не поднимет голову, когда человек наклонился над рогами, и неважно, до чего умело тореро работает с мулетой. Именно в этот миг бык получает шанс поквитаться, и если человек избегает такого риска, то его называют мясником, коль скоро не происходит убийства по всем правилам.

Этот снимок иллюстрирует движение: Феликс Родригес в пасе натураль со стремительно атакующим быком.

Хотя этот снимок тоже иллюстрирует движение, он в первую очередь поучителен: вот так пикадор может испортить быка, вонзив ему пику в ребра, а не в мясистый загривок.

А здесь чуть ли не фарс вместо трагедии: Эль Галло и его знаменитое «тебе, о друг, посвящаю сего быка, последнего в моей матадорской жизни». Вся эта история изложена в тексте.

Бык-полукровка, убитый под Мадридом на капее, то есть в любительском бою. Перед смертью, впрочем, он сумел исхитриться и сделать свой рог мокрым.

Четыре типа инцидентов, которые Эль Галло столь тщательно избегал па протяжении своей тридцатилетней карьеры в ранге полного матадора.

И наконец, Эль Галло после одной из серий изящных формальных композиций, которые составляют собой наиболее счастливую часть его жизни на арене. Бык — как оно и положено — мертв. Человек — как оно и положено — жив, да еще готов улыбнуться.

Любительский бой столь же хаотичен, что и народный бунт, и любые его последствия непредсказуемы, погибнуть могут как быки, так и люди; все зависит от игры случая и настроения толпы. Церемониальный бой — это коммерческий спектакль, выстроенный вокруг спланированной и организованной смерти быка, в чем, собственно, и заключается его цель. Гибель лошадей лишь побочный эффект. Люди гибнут вследствие случайности, а если речь идет о матадорах, это происходит редко. Впрочем, все до единого получают ранения; многие из них тяжелые, причем травмы происходят очень часто. Однако в идеальной корриде человек не должен получить и царапины, при этом все шесть быков умерщвляются в ритуальной и упорядоченной манере людьми, которые сознательно идут на максимально возможный риск, позволяющий — с учетом их навыков и знаний — добиться полного триумфа без каких-либо потерь. Можно честно признать, что в идеальной корриде, кроме быков, могут погибнуть и лошади, так как быки обладают огромной силой и способны добраться до коня даже у крайне искусного и ответственного пикадора — а они далеко не все такие. Однако гибель лошадей на арене есть неизбежное побочное следствие и оно никому не доставляет удовольствие, если не считать быка, который извлекает из этого высшее наслаждение. Единственная практическая польза от смерти лошади заключается в том, что она дает зрителю объективное представление о степени риска, которому постоянно подвергается тореро; она служит напоминанием, что зрелище, которое благодаря мастерству участников публика воспринимает как нечто само собой разумеющееся, в действительности является одним из наиболее опасных занятий. Не правы те писатели, кто сообщает о рукоплесканиях, которыми публика якобы встречает смерть лошадей на арене. Нет, публика аплодирует силе и храбрости быка, который убил этих лошадей, что само по себе есть вещь побочная и, в глазах зрителя, несущественная. Писатель смотрит на лошадь, в то время как публика смотрит на быка. Именно недопонимание того, в чем же состоит точка зрения публики, и не позволило объяснить сущность корриды не-испанцам.