Петрушкин А.И., Агранович С.З. Проблема жанра сборника рассказов «В наше время» Э. Хемингуэя (Декамерон XX века)

Петрушкин А.И., Агранович С.З. «Неизвестный Хемингуэй. Фольклорно-мифологическая и культурная основа творчества», Самара: «Самарский дом печати», 1997.

Проблема жанра сборника «В наше время», которая не раз ставилась, до сих пор не решена как в нашем, так и в американском литературоведении. Принято считать «В наше время» сборником или, в лучшем случае, циклом рассказов, видимо, по аналогии с циклом «Уайнсбург, Огайо» Ш. Андерсона, циклами рассказов Дж. Лондона, небольшими циклами «спортивных» произведений Р. Ларднера или циклами О’Генри. Конечно, основания для подобных аналогий есть, но их явно недостаточно. Сборники и циклы рассказов американских писателей, предшественников Э. Хемингуэя, объединены между собой иными принципами: единством места и героя — «Уайнсбург, Огайо» Ш. Андерсона; героя — «Смок Белью» Дж. Лондона; тематическим единством у Р. Ларднера.

Если принципом объединения в подобных сборниках является время, то оно приобретает отчетливые очертания времени эпического почти в фольклорном понимании этого термина. Так, например, в рассказах Брет Гарта присутствует время «первой золотой лихорадки», и хотя любой читатель знает соотнесенность этого времени с историческим, линейным временем, само по себе оно замкнуто: и герой и события могут существовать только в нем. Следует подчеркнуть, что рассказы Дж. Лондона о «второй золотой лихорадке» обладают тем же свойством.

Нечто вроде подобного «эпического времени» обнаруживается в рассказах Ш. Андерсона. Его герои живут и действуют в замкнутом времени, которое, конечно, соотносится с 90-ми годами XIX и 10-ми годами XX века, но все-таки это 90—10 годы в Америке «вообще».

В рассказах Э. Хемингуэя время — не антураж, но действующее лицо. Читатель видит и понимает разницу между временем довоенным, военным и послевоенным. Время становится очевидно линейным и лишается малейших намеков на обобщенность, условность и цикличность. Собственно, цифровая дата появляется один раз, в самом центре сборника, как бы становясь временной осью, границей — это 1919 год — время заключения Версальского мира и волны революций в Западной Европе (рассказ «Революционер»).

Кроме того, любой рассказ в сборниках предшественников Э. Хемингуэя может быть переставлен на другое место или взят отдельно. Он не теряет от этого своей художественной значимости. У Э. Хемингуэя в произведении «В наше время» некоторые рассказы могут «звучать» лишь на определенном месте и в общем контексте. Изъятые из него они, подчас, теряют не только художественную ценность, но и в какой-то степени обедняются в смысловом отношении. Отметим здесь, что большинство литературоведов, анализируя рассказы Э. Хемингуэя, обращаются лишь к «прозрачным», как им кажется, и явно избегают таких, как «Не в сезон» или, предположим, «Кросс по снегу».

Другими словами, «В наше время» художественное явление совсем иного порядка, чем так распространенные на рубеже веков в американской и европейской литературах сборники рассказов. Можно даже предположить сейчас, что это и не цикл и не сборник рассказов, но качественно иное жанровое образование.

Как мы уже выяснили «В наше время» обладает завершенной композиционной структурой, отличается единством замысла, исключающего любое расчленение фрагментов. В противном случае может произойти гибель всего «художественного организма.

Вспомним, о чем же книга «В наше время». Порожденная буржуазным миром первая мировая война разбила, выжгла, развеяла по ветру буржуазно-либеральное сознание, которое во многом базировалось на рудиментах ренессансно-просветительских идей. Для «потерянных» всех стран крах этих иллюзий стал восприниматься не только как крах сознания, но и как крах всего человеческого мира. Война стала тем катализатором, который выявил все уродство, жестокость и лицемерие буржуазного мира и буржуазного сознания.

«В наше время» — это книга о трагедии утраты, трудностях поиска и попытках обретения нового нравственного идеала. Книга эта фрагментарна. Но в ее фрагментарности «есть метод» — это не только отражение расколовшегося сознания, но и попытки собрать осколки, восстановить картину мира в ее единстве. (Вероятно этим обусловлена, на первый взгляд даже как будто излишняя, «математичность», «правильность», «регулярность» композиции).

В истории литературы можно обнаружить нечто подобное: это «Декамерон» Дж. Боккаччо. Сравнение, конечно, необычно и неожиданно для современного читателя и, тем не менее, есть все основания полагать, что сходство подобных культурных явлений разных эпох закономерно.

«Декамерон» — это тоже книга о краже вчерашнего средневекового сознания, о чуме, которая выявила жестокость, лицемерие, тупиковость этого сознания, ставшего причиной распада человеческих связей. Но это и книга о поиске и обретении сознания нового — ренессансного. «Декамерон» Дж. Боккаччо и «В наше время» Э. Хемингуэя сближает многое и не только тематически: фрагментарность и тяга к циклизации, композиционно-смысловое обрамление («В порту Смирны» во многом перекликается с изображением народного бедствия — чумы 1348 года), присутствие в начале, конце и середине произведения автора-повествователя, выступающего в первом лице. Это и сочетание единства глубинной традиции площадной народной культуры и культуры вообще фольклорной с пристальным вниманием к фактам и явлениям сиюминутной действительности. Многие новеллы «Декамерона», так же как и рассказы произведения Э. Хемингуэя, вырванные из контекста, лишаются значимости, тогда как в тексте являются ключевыми, наиболее активно «работают» на основную идею произведения. Такова, например, небольшая новелла о мадонне Орете (1 новелла 6 дня).

Даже внешним, графическим исполнением книга «В наше время» напоминает «Декамерон» применением разных типографских шрифтов в главках и рассказах.

Все эти детали вызывают соблазн порассуждать об использовании Э. Хемингуэем принципов и приемов, найденных итальянским гуманистом, тем более, что можно быть уверенным, что американский писатель знал в той или иной степени величайший памятник мировой культуры.

Но соблазн видеть в Э. Хемингуэе подражателя Дж. Боккаччо снимается, если вспомнить рассказ «Революционер». Герой рассказа венгерский юноша-революционер в современной «идейной упаковке» (газета «Аванти») повсюду носит с собой идеал «Декамерона», нашедший пластическое воплощение в полотнах художников, творивших после Дж. Боккаччо. Венгерский революционер, таким образом, мыслит идеи современной революции в ренессансном облачении, и автор-повествователь («Я»), который появляется в этом рассказе, являющемся смысловой осью всего произведения, упорно не приемлет ренессансного видения послевоенного мира, в котором революционные идеи не только носились в воздухе, но и находили свое реальное воплощение.

Конечно, здесь нужно помнить, что всякая традиция есть не только и не столько восприятие, воспроизведение и использование прошлого опыта, сколько отталкивание от него, своеобразное его «снятие». Именно поэтому между современным писателем и представителем ренессансной литературы как бы возникает идеологический спор: спор человека XX века, ищущего ответа на коренные вопросы бытия (но пока их не находящего), и бывшего ренессансного, а сейчас расколотого буржуазно-либерального сознания, которому истинный гуманизм уже давно чужд — что и показала вчерашняя мировая бойня. «В наше время»! Что это? Сознательная ли игра молодого писателя со старинным уникальным культурным феноменом (действительно, «Декамерон» имеет ряд блестящих подражаний, но не имеет аналогий) или память жанра? Заимствование или типология? Здесь, вероятно, нельзя говорить «или — или», а нужно «и — и». Другими словами, не заимствование или типология, а переосмысление, потому что типология. И, конечно, первенство за типологией. «Декамерон» существует в мировой литературе уже около семи веков, но жанр его еще никто не определил. «Декамерон» и есть «Декамерон» — явление уникальное. «В наше время» написано чуть более 60 лет назад, но, видимо, уже можно говорить, что жанр у него тот же, что и у «Декамерона». Можно сказать даже определеннее: и у «Декамерона», и у произведения Э. Хемингуэя есть свои литературные предшественники — многочисленные средневековые сборники новелл (наиболее известный — «Новеллино»); циклы и сборники рассказов европейских и американских писателей рубежа XIX — XX веков. Однако как «Декамерон», так и «В наше время» являют собой по отношению к предшественникам качественно новый скачок и жанровую форму, во многом уникальную.

Явления такого рода, по всей вероятности, весьма редки в истории литературы. Предпосылки к их появлению возникают в наиболее важные переломные исторические эпохи, на «стыке времен», когда «век выворачивает сустав» (У. Шекспир), времен кардинальной качественной смены нравственного идеала и не менее эпохальных изменений отношений человеческой личности и общества. Этот весьма редкий художественный ряд (более или менее близкие аналогии по горизонтали мы не считаем — это чаще всего подражания) начинается еще в фольклоре в эпоху формирования героического эпоса. Именно поэтому, вероятно, так трудна определяется его жанровое своеобразие.

Если «Декамерон» — книга о гибели старого нравственного идеала и поиске, формировании и обретении нового, то «В наше время» повествует пока лишь о крахе старого (бывшего в «Декамероне», в определенном смысле, новым) и поиске нового нравственного идеала, но поиск не закончен и обретения пока нет.

Р. Хлодовский, точно определяя и отмечая оптимизм книги Дж. Боккаччо, говорит, что в «Декамероне» сформирован уже возрожденческий герой, и это герой коллективный; выработанный и обретенный рассказчиками, нравственный идеал постоянно присутствует в произведении, придавая ему единство и сюжетную законченность. В книге Э. Хемингуэя взгляда «как бы из иного времени» нет: мы видим формирование героя, дальнейший путь которого неизвестен автору. Это герой с обостренным личностным сознанием человека XX века, века, когда возникают новые, еще никем не изведанные отношения этого нового человека и рождающегося нового мира, отношения, аналогии которым в прошлом человечества не было.