Набилкина Л.Н. Париж в восприятии Хемингуэя и Скотта Фитцджеральда
Аннотация: В статье дается представление о том, как воспринимали Париж два известных американских писателя начала 20 века. В ней анализируются роман Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой» и рассказ Скотта Фицджеральда «Опять Вавилон», где писатели описывают столицу Франции через призму своих ощущений. Автор статьи делает вывод о том, что, несмотря на различия в восприятии, общая тональность остается положительной.
Наверное, нет города, о котором столько написано поэтических строк, как Париж. Ему посвящали свои произведения сотни писателей и поэтов. Перечислять их нет смысла, ибо мы потонем в этом списке. Париж у всех разный и у всех одинаковый. У одних он воспроизведен с любовью, гуманистически, у других отчужденно, дегуманизированно. Эрнест Хемингэй воспринимал Париж как « праздник, который всегда с тобой». Эта поэтическая формула вошла в художественный арсенал навечно, отражая все лучшее, что есть в Париже.
Эго роман о городе. Роман, хотя по жанру он относится к мемуарам. Он вышел в свет уже после смерти писателя и окрашен в ностальгические тона. В 1920-е годы в Париж стремились многие американцы, главным образом интеллектуальная элита. В 1921 году Гарольд Стирнс опубликовал книгу «Цивилизация в Соединенных Штатах». В ней он подверг резкой критике всю культурную жизнь в США и сделал вывод, что в стандартизированном, машинизированном, лишенном каких бы то ни было культурных корней обществе, нет места истинному художнику.
Единственный способ спасти душу художника, вернуться к корням - уехать в Европу. Молодые американцы услышали этот призыв и потянулись в Старый Свет. Среди них был и Хемингуэй.
Он был молод и беден. К тому же его сопровождали жена и только что родившийся сын. События, описанные в романе, разделяют почти сорок лет. Сквозь призму времени писатель оглядывается назад и вспоминает, то впечатление, которое произвела на него французская столица.
Эго, пожалуй, самое поэтическое изображение Парижа во всей американской литературе. «Праздник, который всегда с тобой» - так назвал он этот город. И хотя в Париже он часто голодал, его воспоминания окрашены светлыми тонами. Он вспоминает людей, с которыми встречался, друзей, с которыми он проводил время, кабачки и рестораны, которые посещал, улицы, по которым ходил. Достаточно много внимания Хемингуэй уделяет парижской погоде, возможно потому, что у него в то время не было подходящей одежды Но, чтобы он не вспоминал, это звучит тепло и радостно. Его воспоминания наполнены огромной любовью к Парижу. Наверное, никто так не выразил симпатию к этому городу, как выразил ее иностранец, у которого с Парижем связаны лучшие воспоминания. Наверное, эти воспоминания так проникновенны, овеяны легкой грустью, потому что писатель был там молод, и все будущие испытания казались ему нипочем. С первых страниц мы погружаемся в атмосферу парижского кафе «Для любителей». «Это было мрачное кафе с дурной репутацией, где собирались пьяницы со всего квартала... Кафе «Для любителей» было выгребной ямой улицы Муфшр, узкой, всегда забитой народом торговой улицы», - пишет Хемингуэй. Мрачная атмосфера кафе усугубляется дождем и холодом, но мы не ощущаем здесь « отчуждения», как мы позднее увидим у Генри Миллера. Все выдержано в гуманизированном стиле. Дождь, холодный ветер срывает листья с деревьев на площади Контрэскарп, и, наверное, приятно зайти даже в такое «мрачное» кафе, как это, хотя Хемингуэй и говорит, что он «не ходил туда», этому мало верится, настолько живо он описывает его атмосферу, где «окна запотевали от тепла и табачного дыма».
Далее Хемингуэй подробно описывает свой маршрут от лицея Генриха IV, старинной церкви Сент-Этьен-дю-Мон до кафе на площади Сен- Мишель. «Это было приятное кафе - уютное, чистое и теплое». Особенностью парижских кафе является то, что в них можно сидеть бесконечно и заниматься своими делами за чашечкой кофе или кружкой пива. Так поступает и Хемингуэй. Он пишет там свой рассказ «У нас в Мичигане», ставший одним из лучших рассказов писателя. И снова он подчеркивает, что в кафе было тепло. Он пишет о том, что повесил на вешалку старый мокрый дождевик и видавшую виды фетровую шляпу, вспоминает, как в своем рассказе он описывал позднюю осень, и как ему захотелось выпить. Вначале писатель заказывает ром «сент-джеймс», и он кажется ему «необыкновенно вкусным в этот холодный день». Затем его взор останавливается на девушке -парижанке. В рассказе нет ни слова о том, что эта девушка парижанка, но ведь всем известно, что самые красивые девушки живут в Париже. Поверим и мы в это утверждение. Наконец, рассказ окончен. И писатель заказывает дюжину португальских устриц и полграфина сухого белого вина. «Я ел устрицы, сильно отдававшие морем, холодное белое вино смывало легкий металлический привкус, и тогда оставался только вкус моря и ощущение сочной массы во рту; и глотал холодный сок из каждой раковины, запивая его терпким вином, и у меня исчезло это ощущение опустошенности, и я почувствовал себя великим и начал строить планы».
Повышенное внимание к фактуре еды и питья характерная особенность Хемингуэя. Недаром страстный поклонник его творчества русский писатель Виктор Некрасов всегда удивлялся способности Хемингуэя запомнить все, что он выпил и съел и вставить эти подробности в свое очередное произведение.
Но мемуары Хемингуэя о Париже, это не столько рассказ о бесчисленных кафе и ресторанах, сколько о творческой лаборатории писателя, рассказ о людях, с которыми свела его судьба. Мы читаем, как мучительно трудно писатель отыскивал ту «одну настоящую фразу», с которой начиналось его очередное произведение. И как было хорошо после работы, после которой он чувствовал себя «опустошенным», выпить рюмку кирша и «ходить по крутым улицам» и «радостно спускаться по длинным маршам лестницы, сознавая, что ты хорошо поработал». У Хемингуэя - особенный стиль, который позднее назовут «кинематографическим». Он дает ощущение зримости происходящего. Хемингуэй не описывает, а изображает. «Когда мы вернулись в Париж, стояли ясные, холодные чудесные дни. Город приготовился к зиме. На дровяном и угольном складе напротив нашего дома продавали отличные дрова, и во многих хороших кафе на террасах стояли жаровни, у которых можно было погреться. В нашей квартире было тепло и уютно». Прочтя эти строки, так и чувствуешь парижское предзимье. И ощущаешь всю бедность будущего великого писателя, для которого тепло - высшее благо. В своих воспоминаниях Хемингуэй намеренно или неосознанно возвращается к «теплу» - это и тепло кафе, это и тепло квартиры, это и просто тепло парижской погоды. Вот он описывает квартиру-студию Гертруды Стайн на улице Флерюс, 27. Хемингуэй вновь подчеркивает, что в квартире было «тепло и уютно» из-за большого камина и лишь потом он упоминает, что «вас угощают вкусными вещами и чаем».
Как известно, Париж славен своими ресторанами и кафе. И Хемингуэй отдал должное и бару отеля «Ритц», и кафе «Клозери де Лила», и «Куполу», и «Ротонде», и многим другим. Но вот есть маршрут, где не встретишь ни одного ресторана или кафе: «Из Люксембургского сада можно пройти по узкой улице Феру к площади Сен-Сюльпис, где тоже нет ни одного ресторана. А только тихий сквер со скамьями и деревьями... Если отправиться оттуда дальше, к реке, то не минуешь булочных, кондитерских и лавок, торгующих фруктами, овощами и вином. Однако, тщательно обдумав, какой дорогой идти, можно повернуть направо, обойти вокруг серо-белой церкви и выйти на улицу Одеон... на улице Одеон нет ни кафе, ни закусочных до самой площади, где три ресторана». И еще одно важное наблюдение: от чувства голода спасает посещение картинных галерей, к тому же голод обостряет восприятие живописи. «Пока я голодал, я научился гораздо лучше понимать Сезанна и по-настоящему постиг, как он создавал свои пейзажи»,- заключает писатель.
Как мы уже говорили, «Праздник, который всегда с тобой» не только прогулка бедного и голодного Хемингуэя по парижским кафе, но и встречи с людьми. Один из самых проникновенных пассажей принадлежит памяти Скотта Фицджеральда. Френсис Скотт Фицджеральд - немного старше Хемингуэя и был к тому времени известным, если не сказать знаменитым писателем. Но в мемуарах Хемингуэя он предстает избалованным ребенком. Он изображает своего старшего друга с легкой долей иронии. При этом стоит подчеркнуть, что отношение Хемингуэя к Фицджеральду вовсе не напоминали в то время отношения старшего к младшему. Не следует забывать, что Хемингуэй писал свои воспоминания в конце жизни, и на них явно сказались и прожитые годы, и возросшее самомнение писателя, готового поучать всех и каждого. Однако и они овеяны теплотой и симпатией.
Но «кулинарная тема» сказалась и в этом случае. «Сначала нам подали очень хороших улиток и графин флери, но мы не успели съесть и половины, как Скотта вызвали к телефону. Его не было около часа, и, в конце концов, я доел его улиток, макая кусочки хлеба в соус из растопленного масла, чеснока и петрушки, и допил графин флери»,- подробно описывает их завтрак Хемингуэй. Но завтрак на этом не закончился. «Когда он вернулся, я предложил заказать еще улиток, но он сказал, что не хочет. Ему хотелось чего-нибудь простого. Он не хотел ни бифштекса, ни печенки, ни грудинки, ни омлета. Он потребовал цыпленка. Днем мы съели вкусного холодного цыпленка, но здешние места славились своими курами, так что заказали пулярку по-бресски»,- продолжает живописать Хемингуэй. В книге старинных французских рецептов мы можем найти эту «пулярку по-бресски», которая так нравилась Фицджеральду.
Мемуары Хемингуэя, некоторые называют их романом, погружают нас в атмосферу Парижа 20-х годов XX века. Один из рецензентов на книгу пренебрежительно отозвался , что в ней, дескать, слишком мало Парижа, слишком много алкоголя и «Клозери де Лила». Конечно, можно увидеть в книге и такое. Все зависит от точки зрения. Но, переданный писателем дух Парижа, его чувственный аромат, в том числе и гастрономический, привлек внимание сотен тысяч читателей и заставил полюбить этот город даже тех, кто там никогда не был.
И все же, что писал Хемингуэй о кафе «Клозери -де- Лила», в котором собиралась парижская богема 20-х годов прошлого века? Прочтем эти строки:
«Когда мы жили над лесопилкой в доме сто тринадцать по улице Нот- Дам-дешан, ближайшее хорошее кафе было «Клозери-де-Лила» - оно считалось одним из лучших в Париже. Зимой там было тепло, а весной и осенью круглые столики стояли в тени деревьев на той стороне, где возвышалась статуя маршала Нея; обычные же квадратные столы располагались под большими тентами вдоль тротуара, и сидеть там было очень приятно». Далее Хемингуэй пишет о посетителях кафе, говоря, что это были бородатые люди в поношенных костюмах с ленточками Почетного легиона и жители латинского квартала с ленточками Военного креста, и что среди них был только один настоящий поэт, которого Хемингуэй так и не прочел.
Может показаться странным, что Хемингуэй, сетуя на бедность, постоянно ходит по кафе и ресторанам. Но этому есть объяснение. Хемингуэй - писатель, и время от времени деньги у него водились. К тому же, в 20-е годы жизнь в Европе из-за чудовищной инфляции была для американцев удивительно дешева. Ведь именно тогда Францию буквально наводнили американцы. Для них это было время «просперити». Вспомним другие строки из романа: о жизни в Австрии, в Альпах, когда за полный пансион Хемингуэй с женой и ребенком платил два доллара. Таковы были реалии Европы после Первой мировой войны. Что случилось потом, мы прочтем у Френсиса Скотта Фицджеральда. Именно о Скотте Фицджеральде спрашивал бармен из «Ритца», и которого он никак не мог вспомнить.
Откроем рассказ Ф.С. Фииджеральда «Возвращение в Вавилон» (Babylon revisited).г>го уже не тот Париж, радостный и веселый, полный богатых американцев, готовых купить «Клозери-де-Лила» и переделать его в американский бар, сбрив усы у официантов, героев Великой войны. «Париж опустел, но это было не так уж худо. Настроение гнетущее, непривычное затишье в баре отеля «Риц». Американский дух исчез – теперь здесь невольно хотелось держаться вежливым гостем, не хозяином. Бар вновь отошел к Франции. Чарли ощутил затишье сразу, едва только вышел из такси и увидел, что швейцар, которому в такой час обыкновенно вздохнуть было некогда, судачит у служебного входа с chasseur».
Главный герой американец Чарли возвращается в Париж после нескольких лет отсутствия. Возвращается за дочерью, которую у него отобрали из-за его пьянства. Он вспоминает то время, когда он, не задумываясь, кутил здесь и сорил деньгами. Но это время прошло, и он возвращается, как на пепелище. «Снаружи, сквозь тихий дождик, дымно мерцали вывески, огненно-красные, газово-синие, призрачно-зеленые. Вечерело, и улицы были в движении; светились бистро. На углу бульвара Капуцинок он взял такси. Мимо, розоватая, величественная, проплыла площадь Согласия, за нею естественным рубежом легла Сена, и на Чарли внезапно повеяло нестоличным уютом Левого берега».
«Он велел шоферу ехать на авеню Оперы, хотя это был крюк. Просто хотелось увидеть, как синие сумерки затягивают пышный фасад и в клаксонах такси бессчетно повторяющих начальные такты «La Plus que Lente», услышать трубы Второй империи. У книжной лавки «Брентанов» запирали железную решетку, у Дюваля, за чинно подстриженными кустиками живой изгороди, уже обедали», - продолжает Фицджеральд. Фицджеральд сам провел несколько счастливых лет в Париже, и там же начиналась его трагедия. Он, как и его герой Чарли, и другой герой - Дик Дайвер, все больше пил. О трагедии Фицджеральда мы узнаем из мемуаров Хемингуэя. От него же мы узнаем и о трагедии жены Фицджеральда Зельды. В рассказе «Возвращение в Вавилон» много автобиографического. И отношения Чарли очень напоминает отношения Фицджеральда с дочерью. «Переехали на левый берег, и, окунаясь, как всегда, в его неожиданный провинциальный уют, Чарли думал: я своими руками сгубил для себя этот город. Не замечал, как, один за другим, уходят дай, а там оказалось, что пропали два года, и все пропало. И сам я пропал».
Возвращаясь к дешевизне парижской жизни, следует прочитать строчки из рассказа: «Чарли ни разу не приходилось в Париже есть в настоящем дешевом ресторане. Обед из пяти блюд и с вином - четыре франка пятьдесят сантимов, то есть восемнадцать центов. Почему-то сейчас он пожалел об этом». Вот вам ответ на «роскошные обеды» Хемингуэя.
Таким образом, мы видим, какое противоречивое впечатление произвел Париж на двух известных американских писателей, хотя общая тональность обоих повествований, несомненно, положительная. Во многом благодаря перу этих мастеров слова образ Парижа остается одним из самых привлекательных в мировой литературе.
1. Хемингуэй Э. Праздник, который всегда с тобой. Собр. соч. в 5 т - М: Терра, 2000.
2. Фицжеральд Ф.С. Опять Вавилон. Собр. соч. в 3 т. - М.: Терра, 1996.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"