Анализ повести «Опасное лето» Э. Хемингуэя
Тема мужества была близка Хемингуэю до конца его дней. Собственно говоря, прежде всего о мужестве и говорится в книге "Опасное лето", в которой отражены впечатления писателя от поездок в Испанию.
Вполне возможно, что "Опасное лето" и книга о Париже 20-х годов — последние большие произведения, над которыми работал писатель. Во всяком случае, некоторые главы "Опасного лета" были созданы за год-полтора до смерти Хемингуэя — в книге описаны эпизоды последнего пребывания автора в Испании в 1959 г.
Хемингуэй рассказывает о многочисленных корридах, которые он видел. Раскрывается характер и душевное состояние известных испанских матадоров, близких друзей автора, до, во время и после боя (очень часто самое тяжелое начиналось для матадоров именно после боя, когда они с тяжелыми ранениями оказывались на операционном столе).
Хемингуэй с давних пор преклонялся перед моральным кодексом испанцев, который воплощен в слове "pundonor". Слово это означает, как говорит писатель в книге "Смерть после полудня", одновременно "честь, честность, мужество, чувство собственного достоинства и гордость". Мужественный человек, по убеждению Хемингуэя, не просто без трепета встречает опасность, но и обладает всеми перечисленными качествами.
Трагически воспринимая измельчание человека в буржуазном обществе, писатель еще в молодости искал истинно мужественных, а вместе с тем гордых, исполненных чувства собственного достоинства, дорожащих своей честью и, разумеется, честных людей среди испанских матадоров. В героях боя быков, — конечно, тех из них, кто делал свое дело без обмана, — Хемингуэй ощущал спасительную близость простому народу и природе. Таков был, например, Ромеро — один из персонажей романа "И восходит солнце".
В Ромеро нет ничего показного. Он искренен, прям, чужд фальши. Хемингуэй рисует этого матадора на арене: "Ромеро не делал ни одного лишнего движения, он всегда работал точно, чисто и непринужденно. Другие матадоры поднимали локти, извивались штопором, прислонялись к быку, после того как рога миновали их, чтобы вызвать ложное впечатление опасности. Но все показное портило работу и оставляло неприятное чувство. Ромеро заставлял по-настоящему волноваться, потому что в его движениях была абсолютная чистота линий и потому что, работая очень близко к быку, он ждал спокойно и невозмутимо, пока рога минуют его". Его "честная работа", говорит писатель ниже, выгодно отличается от "лжекрасоты декадентской техники".
Так же чужд всему ложному Ромеро и в личной жизни если он любит, то уж любит без оглядки, оставаясь честным перед самим собой и одновременно верным своему делу. Однако таких матадоров, как Ромеро, чувствовал Хемингуэй еще в 20-х годах, не очень много. В книге "Смерть после полудня" писатель подробно остановился на проблеме упадка, который переживает, по его убеждению, дорогое ему искусство боя быков. Он писал: "По мере того как бой быков развивался, — или приходил в упадок, — все больше внимания уделялось приемам выполнения разных движений тореро и все меньше — конечной цели...". Бой быков — это, "безусловно, вырождающееся искусство, и, как всякое явление декаданса, оно именно теперь, в период сильнейшего вырождения, расцвело особенно пышно".
В "Опасном лете" Хемингуэй снова возвращается к этой же проблеме. Любопытно, что главный герой его очерковой книги Антонио Ордоньес — сын того самого матадора, с которого был списан образ Ромеро.
Тему мужества, преодоления страха автор выдвигает на первых же страницах "Опасного лета". Хемингуэй ценит в матадоре "три главных качества... храбрость, профессиональное мастерство и умение держаться красиво перед лицом смертельной опасности".
Много места уделено в "Опасном лете" сопоставлению честной и мужественной манеры, которой придерживаются на арене матадоры, подобные Антонио, и эффектного, на бесчестного и на самом деле вовсе не мужественного стиля, выработанного многими весьма популярными мастерами боя быков. Особенное возмущение вызывает у Хемингуэя известный матадор Манолете. Писатель объясняет: "Я читал и слышал от верных людей о недостойных уловках, которые вошли в практику при Манолете и потом укоренились. Чтобы уменьшить риск для матадора, быку спиливают кончика рогов...". Вместо настоящих взрослых быков иногда используют на арене молодых бычков, лишенных настоящей силы. "Существует много жульнических приемов, позволяющих матадору самому проходить мимо быка вместо того, чтобы пропускать его мимо себя... публика любит эти фокусы, к которым ее приучил Манолете...".
Если Манолете не брезгует "дешевыми трюками", то Антонио по-настоящему мужествен и потому не прибегает к трюкам, к обману. С искренним и глубоким уважением Хемингуэй пишет, что Антонио "работал честно... Если бы мужество покинуло его хоть на малейшую долю секунды, он потерял бы власть над быком и бык забодал бы его".
Сомнений нет, до конца дней своих Хемингуэй продолжал горячо любить людей, и он любил в них то, что достойно любви — открытость взгляда, отвагу перед лицом опасности, человеческое достоинство. Именно это писатель и искал у своих: любимцев-матадоров, не поддавшихся новым, "коммерческими веяниям, о которых главным образом и повествуется в "Опасном лете". В этой, последней из изданных им при жизни, книге Хемингуэй снова предстает как художник, который никогда не позволит себе поднять на щит людей аморальных, бесчестных, трусливых, который с полной искренностью рассказывает о том, что хорошо знает, видел собственными глазами.
"Опасное лето" — произведение, созданное большим художником. Все описания конкретны и предельно достоверны. Это относится не только к картинам боя быков, но и к другим сценам. Мы верим, что полицейский инспектор встретил писателя на границе именно так, как это показано в "Опасном лете". Есть в книге немало юмора, добродушного, хотя, пожалуй, и не очень глубокого психологически. Антонио и его жена, рассказывает, например, Хемингуэй, "прочли мои романы и рассказы, которые были переведены на испанский язык, и он хотел поговорить о них со мной. Когда он обнаружил, что почерк у меня такой же скверный, как у него самого, он... заявил, что Билл Дэвис, у которого был замечательный почерк и огромная библиотека, мой "негр" и что все мои книги на самом деле написаны им".
В "Опасном лете" есть страницы, привлекающие и содержанием и законченностью формы. В одной из своих последних статей И. Кашкин обратил внимание на то, что в книге разбросаны "намеки", заслуживающие внимания. В ряде мест Хемингуэй косвенно выразил свои живые симпатии к тем, кто воевал (и продолжает воевать) против Франко.
Нам глубоко симпатичен автор "Опасного лета", симпатичны и многие его герои. А все же эту — по-своему интересную — книгу читаешь не без грустного чувства. Хемингуэй действительно любит то, что достойно любви, но как узки жизненные рамки повествования и как много, добавим, в "Опасном лете" хорошо знакомого нам по ранним произведениям писателя.
Автор "Опасного лета" то и дело возвращается к своему роману "И восходит солнце", в котором было рассказано о тех же местах — о Памплоне. Хемингуэй отмечает, например: "Лесная дорога вывела нас почти ко всем тем местам, куда мы добирались пешком в годы, описанные мною в книге "И восходит солнце...". Он продолжает вспоминать прошлое: "Вино было так же приятно на вкус, как и тогда, когда нам было по двадцать лет, еда по-прежнему великолепная". Но чуть выше писатель делает курьезное признание: "Я уже описал Памплону раз и навсегда".
Да, Памплона уже была описана Хемингуэем "раз и навсегда". Изображая поведение на арене матадора Мигеля, автор говорит, что "его работе недоставало прежней грации и непринужденности, в нем чувствовалась тоска, которая передавалась и другим". Нечто подобное, к сожалению, приходится сказать и о работе самого писателя, нашедшей воплощение в некоторых разделах книги "Опасное лето".
Мы знаем, что в самые последние годы и месяцы жизни Хемингуэя перед ним раскрылись куда более широкие горизонты, нежели об этом можно судить по "Опасному лету". О том, что это действительно так, свидетельствовали некоторые антивоенные высказывания писателя, дружественное его отношение к советским людям, многочисленные встречи с которыми состоялись в 1960 г., смелая поддержка, оказанная революционному кубинскому народу. Джозеф Норт справедливо писал после смерти Хемингуэя: "Я не помню, чтобы он выступал с призывами устроить поход против Советского Союза. Но я помню, что читал о том, как он поднял бокал вместе с Микояном во время пребывания советского руководителя в этих краях (на Кубе. — М. М.). Я не помню, чтобы он когда-либо выступал в качестве сторонника Даллеса... Я не думаю, что его радовало то, что происходит на родине".
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"